|
|
||||
---|---|---|---|---|
Умер русский писатель Александр Житинский. В Финляндии, на 73-м году жизни. Я не был знаком с Александром Николаевичем лично, а Житинского-прозаика знал дискретно. Конечно, читал и перечитывал очередную интиллигентскую мини-библию «Потерянный дом, или разговоры с милордом», повести «Снюсь» и «Лестница», но… Фирменная питерская ирония (не стёб!), по моему давнему убеждению, хороша в сюжетной прозе как пряность или соус к основному блюду. А когда рассыпана с перебором, рискует превратиться в прямую свою противоположность – дидактику. Да и сюжеты с героями от таких инъекций заметно мельчают. Безусловно, есть и другое мнение – Дмитрий Быков в некрологе «Живой Житинский» («Новая Газета») замечательно пишет о камерности и уникальности прозы Житинского, об узкой и исчезающей прослойке советских идеалистов, которые были самыми преданными поклонниками писателя… Я бы хотел немного о другом. Житинский стал одним из первых у нас рок-журналистов и сразу сделался в этой сфере, не имевшей в России никакой традиции, суперпрофи западного обрапзца. Тут ему не было равных (Артемий Троицкий? Немного не то – у Троицкого, как и его почти однофамильца Троцкого, всегда велика была личная амбиция, «Я и Октябрь», «Я и русский рок»). Житинский же, оставаясь превосходным популяризатором, умел уходить в тень. Отсюда немного смешная самоаттестация – «рок-дилетант». Здесь его несомненная заслуга перед нашим поколением и страной, но, чтобы в полной мере оценить ее, надо было жить в провинции в 80-е. Особенно ранние, до 85-го, или даже 87-го года, когда он печатал свои колонки «Путешествие Рок-дилетанта» в «Авроре». Тут еще один плюс-минус амбивалентной нашей Советской власти – магнитофонные записи в глушь доходили дискретно, самиздат – коллекционно, а вот периодика приходила вся – живая и свежая. Так вот, по колонкам РД ребята в городках типа моего Камышина выстраивали рок-н-ролльные знания об окружающем русском мире и все неформальные иерархии. Я, например, в Майка Науменко влюбился задолго до того, как услышал «Сладкую N», «Пригородный блюз», «Дрянь» и пр., исключительно благодаря Житинскому. И далеко не я один. У многих аналогично получалось с «Аквариумом», Цоем, «Наутилусом-Помпилиусом» и т. д. На этом фоне журналы «Ровесник» и чуть позже – «Парус», тоже себе позволявшие, казались, в первом случае – подмигивающим официозом, во втором – нахальной тусовочной отсебятиной. Более того, рок-оригинал, при тесном знакомстве, иногда даже несколько разочаровывал – у Житинского он представал плотнее и вкуснее. «Крупнее, чем в жизни», как писал Лев Лосев по другому поводу. Думаю, многие рокеры прыгнули тогда выше собственной планки и головы, ибо надо было соответствовать такому уровню журналистики о себе. Рок-дилетант сформировал рок-н-ролльные вкусы целого поколения, а поскольку рок тогда становился мировоззрением и даже религией, Житинского уместно сравнить даже с евангелистом. Своеобразным, конечно, без рискованных сопоставлений. В его книжке «Путешествие рок-дилетанта», сделанной просто, точно, без всякого мутно-тусовочного снобизма (интересно, каков ее совокупный тираж? В сотни, полагаю, а то и тысячи раз превосходит тиражи Житинского-прозаика) и по сей день задает высочайший уровень – интервью, рецензий на альбомы, концерты, фестивали. Житинский основал первое в Питере независимое издательство «Геликон Плюс» и начал деятельность со сборника мемуаров о Викторе Цое. Меня эта книга, помню, потрясла – не Цоем (к которому я всегда бывал более-менее равнодушен), а подбором авторов и неуловимо-общей стилистикой – вот, думалось, как надо писать историю рока и биографии Героев… Повлияла она на меня крепко – мой первый официальный журналистский материал, опубликованный в «Саратовских вестях» лет шестнадцать назад – интервью с Андреем «Свином» Пановым, одним из героев Житинского, – делался по сходным рецептурам. Позволю себе автоцитату из давней моей повести «Как наши братья»: «Город посетил знаменитый Свинья — блудный отец русского панка, отпрыск прославленного заокеанского хореографа, наипервейший собутыльник ряда вечных памятей от рок-н-ролла. Остановился он со своей группой у меня. Я тогда снимал подвал, где лампы даже в рабочий полдень продолжали изнурять счётчик, бревенчатый сортир находился метров за двадцать шесть, а за пресной водой я отправлялся, предварительно попрощавшись с домашними. Вела в подвал бетонная крутая лестница, мои посетители присвоили ей полузабытое имя писателя Гаршина, и кое-кто из них, пресытившись моим гостеприимством, действительно пытался делать жизнь и всё дальнейшее с лягушки-путешественницы. Утром Свинья проснулся поздно, принял стакан и отправился в туалет босиком и в плавках. Прочую форму одежды ему заменяли наколки, мелкой и густой рыболовной сетью покрывавшие худое белое тело. Была зима, и тропинка, ведущая к сортиру, покрылась выпавшим за ночь снегом. Во дворе курили “Приму” два соседа-пролетария. В момент, когда один другому похвастался чем-то вроде “а по хрену мороз”, на снегу возник голый татуированный Свинья со спекулятивно-независимым выражением интеллигентного лица...» При всех литературных заслугах Александра Житинского, писательская сверхзадача его реализовалась именно здесь. Хотя к черту гамбургский счет. На этом фоне молчание ягнят-рокеров по поводу его ухода – выглядит странно... |
|
Добавить комментарий